Через Курск не перепрыгнешь

Физиологический очерк

НА ВЗЛЕТНОЙ КОЛБАСЕ

Хочу обернуться на время, заполнившее кишку прошлого. Отрезок, посвященный городу Курску Курской области - с кровью и жиром. Это прямо батон колбасы. Сквозь колбасу я пускаю птицу, допустим соловья. Кстати, соловей - символ города, а также мясо.

ВЗЛЕТ

На ночном острове, между ладожским берегом и валаамской хвоей, парень из Белоруссии в рваных советских кедах, с крохами хлебушка в усах травит байки про объединенные силы колдунов. Про то, как ночевал в грозу на древнем кладбище. Как работал лесником, как к нему в далекую сторожку колдун пришел. В том числе и такое:

- Над Москвой они (колдуны) купол блокировочный сделали, а Минск вообще плитой накрыли. Не пробиться.

Годами я считал, что над Курском тоже плита. Пока не понял, что Курску не нужна плита. Черная земля Черноземья магнитит снизу. Земля выплевывает, держит при себе и всасывает. Всасывает со слезами, дерьмом и неумелыми дерзкими представлениями о космосе. Здесь я по-настоящему, но в иной трактовке чувствую: я – то, что я ем. Купленные кабачки воняют мочой, потому что хозяйка поливает грядки своими испражнениями в качестве удобрений. Подобное я видел в Боливии, где душистые цветы в кадках были обложены подсохшими какашками. Но это было в деревне Мачу, на бескрайнем плато, там, где приносят человеческие жертвы богине Тинку.

Из-за высокого забора воинской части гнет улицу транспарант: «Помни солдат, ты ходишь по земле, пропитанной кровью твоих предков!». На вечеринке посвященной бренду сосисок «Ядрена копоть» во время конкурса сосиски едят с пола.

Курск высококалориен. Даже если ваш соловей учится летать, он все равно умрет.

Курск встречает меня заранее. Переодевается вагон метро при подъезде к вокзалу, суровая и назидательная действительность русской провинции выступает и окружает в поезде. Пропитывает как нора, как изба, как кишка натуральной оболочки. Как неоспоримая правота большинства. Это солдаты, пьяные рабочие на побывку со смены, бабушки с беседами про разорванные селезенки, деревенский парень спайсовый (примут на вокзале), неспортивные девушки в спортивных костюмах, изможденные женщины с детьми, молчаливые пары, которые крестятся на все купола церквей, возникающие в окнах поезда.

Утром поезд встречает немолодая мелодия из громкоговорителя. Выхожу на прохладный перрон. За вокзалом низко стелется предрассветный клуб по интересам - табуретный рынок; так, не рынок, гайки и соленья на целлофане. Я разгоняюсь и взлетаю в сизое небо с розовым пятном на востоке. Полет – это зависимость от гравитации. Гравитация – прививка от того, чтобы не отлететь совсем.

В прищуренных от грязи окнах маршрутки не видно ни зги. Загадочная русская душа пододвигает бок в заспанной наволочке, и мы начинаем контактировать друг с другом.

ПОЛЕТ

Весь старострой – живой. Люди вкладывали в него сердце. Болели не членами семьи, болели домами. Все делали домами. Окраина Курска – низкие деревянные дома и новые деревянные дома. Среди них стоит Дизайнерское Бюро «Изба».

Трамваи протискиваются в деревенские улицы и утираются цветущими яблонями вдоль путей. Со стороны района Волокно мотоцикл «Урал» с коляской обгоняет телегу.

На Парковой ребята отпиздят или отожмут отжимаемое за то, что ты не местный. Улица через дорогу – уже не местный. Там аллея с каштанами.

Вы слышали такую фразу – тело поет?

Я бы хотел исполнить эту песню.

Курск даже не песня, гимн тела. В случайной книге женщины, учения которой я не знаю, запомнил фразу «Россия отрабатывает карму земли». Если это и так, то Центр Отработки Кармы расположен в Курске. Курск страдает. В первую очередь от непонимания. Так страдают животные, когда сталкиваются с вопросами бытия, которые не в силах вобрать, осознать. И вот в отходах этой отработки таится русская душа.

На ступеньках перед церковью надпись белой краской «Помогите! Выгнала жена из дома. Поговорите!». И адрес с телефоном.

Подаяние в Курске просят тяжелой, неподдельной скорбью. Приникла к полу подземного перехода в сером пуховом платке старуха на коленях, и вся она - темное пятно, затмевающее пространство вокруг себя.

Здесь центральная улица называется Подиум. Он работает и летом и зимой и отражает интересно образованный генофонд города. По Подиуму ходят высокие эффектные девушки (проституточная ссылка Екатерины-2) под ручку с низкорослыми угловатолицыми парнями в кепках, спортивных штанах и рубахах (деревенский образ жизни, развитая тюремная культура).

Замуж здесь стараются выйти сразу после школы.

У бетонного моста недалеко от автомобильных центров продаж, в жидкой лесополосе покоится серая спина реки Сейм. Указатель «Пляж «Здоровье». Можно сходить и на «котлован» - это котлован под фундамент дома. Во время стройки и бурильных работ он неожиданно наполнился водой и стал озером. И загадочно и душевно! Если провести там несколько часов, то можно узнать, что эффектные высокие девушки – хабалки и «ебанаврот, где моя футболка» – это их обычная речь. Все открыто и естественно. Они не заворачивают использованные тампоны в салфетки. Одна из романтических историй, которую мне рассказал одноклассник, когда я три осенних месяца отбывал в Курске школу, звучала так:

- Пошли с ребятами пива попить. Отхожу в лесок поссать, только ширинку застегивать, слышу, она сзади стоит, говорит мне «не убирай».

Напускная развязность останавливается только силой материнства. В Курске это превращение почти необратимо, но часто исполняется и блюдется с такой же грубоватостью.

Россия самая большая страна и самая инертная. Поэтому я могу путешествовать во времени - из единственно скоротечной гибридной Москвы в гоголевские и пришвинские,и вообще, в докрещенские времена. Быстро. Час на метро - и я в библиотеке русской классики. Восемь часов на поезде и я на ее первой странице.

Мужчины ходят, широко ступая, в маскировочных защитных костюмах. Популярна расцветка осеннего пожухлого леса. А я будто случайно забрел на чужую рыбалку, на чье-то невидимое озеро и вот-вот распугаю им всю рыбу. На багажнике УАЗ Patriot озорная наклейка «Здесь едет рыбак!» Я поддался общим настроениям, зашел в рыбацкий магазин и купил подзорную трубу плохого качества. Рыбалка в Курске - легальный способ прокормить семью почти бесплатно, а рыба - единственный природный ресурс, который без спекуляций принадлежит народу. Зарплаты в Курске маленькие, но основные развлечения – тратить деньги в торговых центрах и кафе. Поэтому торговые центры строятся хорошо. Некоторые, правда, горят.

По магазинам можно понять нехитрую историю жизни потребителя средней полосы России: охота-рыбалка, салоны красоты, свадебный салон, товары для детей, бытовая техника, ремонт, ритуальные услуги.

Здесь Антонио Бандерас рекламирует носки, Бэкхем прически и трусы российских производителей, Битни Спирс - колготки. На открытии торгового центра выступают Иванушки International.

Магазин «Умелец» предлагает товары сделанные руками заключенных.

На центральном рынке вздутые цыганки и двухметровые колоссы на ватных ногах скупают и продают золото.

Новый Курск с высотками и большим количеством неона на заправках и супермаркетах наползает на старый. На избы с окнами по колено. Зайдешь в разрушенный изнутри двухэтажный дом XIX века, и будто призраки жужжат и сверлят взглядами.

Помимо рыбалки еще уважаема баня. Мы ходим в баню рядом с тюрьмой (говорят, там парятся даже уважаемые воры, которых выпускают отдохнуть на выходные). Про тюрьму с Курском особенно многое связано. Баня, тюрьма, гора, Маяковский. Почитайте сами.

Здесь не место красит человека, а человек – место.

Летом вокруг балкона кружат стрижи. Мне не нужно садиться в раскоряку со сжатыми пальцами на океаническом пляже, чтобы спускающееся солнце вмяло меня в природу земли, разбрызгав космос снаружи. Солнце зашло. Русский индеец, настоящий, а не с косяком как в песне с подменой понятий, ложится спать. Его укладывает природа.

Утро начинается с запаха просыпающейся травы. Помните, как пахнет просыпающаяся трава, когда небо полутемное – когда лежать на земле еще холодно, а ходить прохладно? Пахнет травным соком, варящимся на запотевших росой стеблях. Полуголое, свежее небо, но паутина свежести готовится растаять с появлением сонных горячих лучей.

Здесь не стыдно принять жрать-срать-спать как жизнь.

Здесь я чувствую свою животность и соглашаюсь с ней, признаю ее. Здесь «поездки за город» - дальше всего от поездок за город, креатив с природой – ребячество. Обезьяна или медведь наблюдают за тем, как вы передразниваете их с безопасной дистанции. Здесь, кстати, расстояние, а не дистанция.

Здесь, бывает, спросите дорогу и повернете не за угол здания, а "вон, до иван-чая, потом на тропинку спускайся".

Здесь я скрытно радуюсь, что не дрищ.

Здесь слежу за словами. А если что, мне помогут следить. Садишься, призадумавшись, в такси «Ведерко». Таксист: Не понял, здороваться будем? Поздоровался и дальше едешь молча, под звуки смс в формате ICQ-сообщений. О-оу! О-оу! Или поддержишь на автомате чье-то высказывание и внезапно придется ответить за базар: Я - Да! – Мне - Что да?.. Поволновался, подумал, порефлексировал.

Здесь удобно носить одежду немаркую, а не марки.

Здесь у травника на рынке я беру травки. До апреля. В апреле он уйдет собирать, сразу предупредил.

Здесь Тамара Тимофеевна с нарисованным от руки бейджем, прикрепленным булавкой к фартуку, своим именем отвечает за мед. Ведь если засахарится – то к ней этот человек больше не придет.

Здесь кричат страшно, а потом улыбаются, и я понимаю, что крик этот не ненависть, а трудное воспитание. Здесь меня может покусать собака, если я зайду на ее территорию.

Здесь годами районы города живут без горячей воды в дневное время. И ведь приживаются!

Здесь нет такой спортивной дисциплины как карьерный рост. Хорошие места по блату или за деньги. Девушка после декрета вернулась на работу, где ее уже не ждали. Поэтому она сидела отдельно за столом без компьютера и проектов, пока не уволилась.

Здесь телереклама о пользе динамических нагрузок агитирует ходить до работы пешком, но нет дорог, которые бы не прерывались на ямы или деревья. Деревья в Курске уважают по-сельски, а не по-городски. Здесь я помню кто у кого в гостях на этой планете. А на дорогах - что я неуклюжее животное.

Здесь про свой город говорят «да у нас большая деревня» - с такой небрежной усмешкой, за которой обычно прячут самое дорогое.

Здесь пьяные нарядные мужики спят на улицах, в высокой траве пряча лица.

Здесь я первый раз в жизни услышал «45 баба ягодка опять». От пышнотелой женщины, вспрыгнувшей в маршрутку и отхохатывающейся от мужичков.

Здесь в автобусе могут подраться два пенсионера.

Сюда в ссылку, на стагнацию, отправили Даниила Хармса. Когда он купался в Сейме в английском полосатом костюме, то проплывающий мимо лодочник попытался отогнать его веслом подальше и даже угрожал остановить лодку и не плыть вовсе: «Курск - очень неприятный город. ... Тут, у всех местных жителей я слыву за идиота. На улице мне обязательно говорят что-нибудь вдогонку».

Здесь меня арестовали за фотографию на памятнике Ленина. Милиционеры по-деревенски добродушно-лютые. Дедовщина такая… от дедушки в деревне.

В выпусках местных новостей на месте сюжетов «про добро» фигурируют Дед Мороз-единоросс и Дед Мороз-полицейский.

ПОСАДКА

Я в штанах, обернулся простыней, не сплю на второй полке плацкарта.

- Через собаку не перепрыгнешь, - мирно рассудила невидимая бабка торжество животных инстинктов. Поезд «Курский соловей» дергается и двигается в Москву.

Засыпаю. И снится мне мое родное детство, веселое, обреченно тупое с нерассасывающимися камнями в сердце, раздавленными кошками на дорогах, детство в пахнущих прорвавшимися трубами подъездах и мужиками, роняющими мочу на распускающиеся аккуратные клубочки и сходит трель на вой, а может всегда это был вой, просто я и не слышал трелей и не знаю что это такое.

Жизнь ради жизни, жить одной жизнью – будто ты навсегда есть, соловей из мяса, плоскость на плоскости герба – то, чем радо бы успокоиться мое тело после краткого юношеского всплеска обязательного, но полусознательного развития. Список рекомендованных жизнью событий определен, оправдан и должен быть моим моральным руководством. Все что естественно, то не безобразно. Но возвращаясь из Курска, я чувствую, что тело возвращается к привычной тревоге перед безжизненным мегаполисом. Так носорог сходит с ума, выйдя из джунглей и заметавшись в искусственной логике деревенских конструкций.

Загадочная русская душа просыпается в страдающем теле животного неграмотного в ответах, но избиваемого вопросами. Загадочность эта рассыпчатая. Соберешь в руке, в тексте, а она сквозь пальцы просачивается.

Страдания же болью обозначают место вокруг души. Чужие и собственные страдания - свет по телу. Физическая боль, за которую не стыдно.

Страдай, Курск, милый и нежный зверь. И я, и тело мое вместе с тобой.

#дорога